У девушки в клубе ожог ног
20 января в пермском хостеле «Карамель» погибли пять человек, еще трое пострадали. Люди обварились из-за прорыва трубы отопления — вода попала в полуподвальное помещения отеля, в котором не было окон. The Village вспомнил самую запоминающуюся коммунальную аварию в Екатеринбурге и поговорил с пострадавшей о ночи, когда осенью 2011 года кипяток затопил екатеринбургский клуб Gold.
В ночь на 16 октября 2011 года неподалеку от клуба на Ткачей прорвало трубопровод с горячей водой. Спасатели эвакуировали 450 посетителей Gold. В результате пострадали несколько человек, но больше всего — 20-летняя Катя Комлева. У девушки диагностировали 30 % ожогов тела, из них 12 % глубоких. После 47 операций врачи смогли спасти жизнь Кати, но не пальцы на ноге — большинство пришлось ампутировать.
В 2019 году издательство «Эксмо» выпустило книгу Комлевой под названием «Счастливый случай. История о том, как раны обнажают душу», которую она написала на основе событий, произошедших в Екатеринбурге. Экземпляры книги можно найти в том числе в ожоговом отделении ГКБ №40, где врачи сражались за ее жизнь.
Иллюстрации, верстка
Александра Баталова
До аварии
В 2011 году я была послушной дочкой и прилежной студенткой, училась на третьем курсе института экономики и управления УрФУ. Я не задумывалась над своими целями и амбициями, а просто проживала жизнь. Помню, как на последнем звонке классная руководительница обращалась к каждому ученику и пыталась предугадать, кем он вырастет. Мне она сказала лишь, что я буду хорошей женой и мамой.
После произошедшего во многих СМИ меня называли светской львицей и тусовщицей. Если бы той Кате сказали, что она — светская львица, ей бы это польстило. В каждой эпохе есть свои звезды тусовки, но я ей не была, хотя, возможно, тянулась к этому статусу. Я была среднестатистической девчонкой, которая иногда ходила по клубам. Не могу сказать, что проводила там много времени и бывала каждые выходные: тусовки составляли около 10 % от моего досуга. Да, я из состоятельной семьи, но это автоматически не заносило меня в светские львицы.
Книга Кати Комлевой «Счастливый случай. История о том, как раны обнажают душу»
В ту роковую ночь диспетчер коммунальной службы совершил ошибку, в результате которой давление в трубе метрового диаметра было превышено в три раза по сравнению с нормой. Поток воды температурой около 90° хлынул со стороны проезжей части через парковку и веранду в сторону ночного клуба. При таком напоре помещение в двадцать квадратных метров оказалось бы заполнено до потолка за несколько секунд. В два часа ночи территория парковки была уже затоплена, и вода продолжала окружать Gold, который находился ниже зоны прорыва.
В тот день я сначала побывала на юбилее у родственницы. На этом празднике люди выпивали, но я была за рулем, потому что после мероприятия меня попросили отвезти бабушку домой. Я выполнила эту просьбу, а потом доехала до дома, поставила машину, переоделась в более клубный наряд, добралась до подружек, и мы вместе поехали в клуб Gold.
Я не хотела туда идти, это место мне никогда не нравилось. Я бывала в Gold гораздо реже, чем в других заведениях. Но поскольку приехала подруга из Тюмени, а Gold позиционировал себя как главный клуб города, мы решили пойти именно туда, чтобы показать ей это известное место. Позже из чужих воспоминаний я вычислила, сколько времени мы пробыли в Gold — всего 30-40 минут. Я видела комментарии в соцсетях: люди утверждают, что у них есть медицинские документы о том, что я была вусмерть пьяная. Это наглая ложь хотя бы потому, что за такое время невозможно напиться.
В какой-то момент тусовки диджей объявила, что клуб закрывается по техническим причинам. Никто не уточнил, о каких технических причинах идет речь. Я стала думать, что случилось: «Может быть, не довезли алкоголь? А может, для субботы мало людей?» Никаких мыслей о ЧП ни у меня, ни у других людей не было. Поэтому ситуация была спокойной, никто не паниковал.
Постепенно люди начали толпиться неподалеку от выхода. Они обсуждали, почему закрылся клуб, и решали, куда можно поехать развлекаться дальше. Короче, все были навеселе. Никто не торопился уходить из клуба, потому что администрация этого не требовала. Я раньше всех получила куртку, подошла к выходу и попросила охранников меня выпустить, они спокойно открыли двери.
В какой-то момент диджей объявила,
что клуб закрывается по техническим причинам.
Никто не уточнил, о каких технических причинах идет речь
Моя подруга Аня увидела, что я выхожу, попрощалась со знакомым, с которым разговаривала, и пошла за мной. На мне были высокие каблуки и короткое платье, на Ане — длинные шелковые брюки в пол. Когда она вышла на улицу, то намочила их. Подруга сказала, что дальше не пойдет и дождется друзей-одногруппников, которые заберут ее на машине прямо от входа, чтобы долго не идти по лужам. А я подумала, что в коротком платье ничего не замочу и смогу пройти по лужам. Ответила Ане, чтобы они меня догоняли, а сама пошла ловить машину. Никто не знал, что вода горячая.
Через минуту я почувствовала, что по щиколотку стою в кипятке. Это была неожиданная и чудовищная боль. Я должна была за несколько секунд определить источник боли и решить, что делать дальше. Честно говоря, в тот момент я даже не понимала, что стою в кипятке, в меня просто вонзилась невероятная колюще-режущая боль.
В той ситуации я могла вернуться обратно (что было бы самым логичным решением), пойти вперед или остановиться на месте, так как во время стресса многие люди каменеют. Под влиянием шока мне нужно было принять экстренное решение, и я выбрала — идти вперед. Позже психологи объяснили, что у многих людей в стрессовых ситуациях отключаются все когнитивные способности, и человеку на инстинктах приходит уверенность, что спасение находится впереди. Но я не считаю, что виноваты инстинкты. Это все-таки было мое решение — Кати Комлевой, 20-летней суетливой и тревожной девочки, которая все вопросы решала именно так — бежала вперед. Поэтому и в Gold мне хватило ума только на это.
Уже потом, спустя время, девочки рассказали, что как только за мной закрылась дверь, охранники сообщили, что случилась коммунальная авария, и на улице кипяток. А далее версии расходятся: одна из моих подруг говорит, что моих криков не было слышно, а охранники рассказывали о кипятке с ухмылкой, и было непонятно, говорят ли они правду; другая девочка утверждает, что слышала мои крики. Я думаю, что меня должны были слышать, потому что музыку в клубе уже выключили, а не пошли на помощь, наверное, потому что раз человек орет, и говорят про кипяток, то соваться не стоит.
Книга Кати Комлевой «Счастливый случай. История о том, как раны обнажают душу»
Внезапно подул ветер, пар слегла рассеялся, и я увидела силуэт человека, стоявшего всего в нескольких метрах от меня. Не могу сказать, что я тогда испытала надежду, это было нечто гораздо большее — я точно решила, что буду жить еще очень долго.
— Скорее, я здесь! Помогите мне! — кричала я, уверенная, что это спасатель.
Но он не двигался. Сейчас я понимаю, что, будь он хоть трижды спасатель, ни один человек не был обязан ради меня идти и вариться в кипятке заживо. <…> Чтобы добраться до парня, мне необходимо было еще глубже спуститься в кипяток, по самые бедра, но ноги сами понесли меня в его сторону.
Парень стоял на маленьком крылечке с торца здания, куда мы с трудом поместились вдвоем. «Спасатель», очевидно, вышел из здания сразу на крыльцо, так как никаких ожогов и травм у него не было. Он посадил меня на мою куртку, я скинула туфли, задрала ноги как могла высоко и увидела, как колготки ввариваются в мою кожу, и она на глазах растворяется и стекает с голеней. Боль становилась только сильнее. После кипятка я резко вытащила их на воздух, температура которого была едва выше десяти градусов. Из-за такого резкого перепада казалось, будто ноги медленно заливались свинцом, каменели, я почти перестала их чувствовать. Обжигающая боль будто законсервировалась внутри немеющих конечностей.
<…>
Когда я поднялась на спасительное крыльцо, кипяток был уже на уровне предпоследней ступеньки, а вода продолжала прибывать. Мы ждали скорую. Время, судя по подступающей воде, летело слишком быстро, а судя по боли и растущему страху ожидания, тянулось, превращая каждую секунду в бесконечность. Наверное, парню рядом со мной было не менее страшно. Он понимал, что если в ближайшие минуты никто не приедет, то у него два варианта: спасаться самому на тонкой реечке чуть выше крыльца и смотреть, как я варюсь заживо, или оставаться погибать со мной.
Не знаю, сколько прошло времени, как вдруг я услышала самые лучшие звуки, о каких могла мечтать в тот момент, — звуки своей фамилии. Меньше чем через минуту подъехала машина, и мой знакомый Паша Старостин погрузил меня внутрь. В ней было еще двое малознакомых мне ребят. Я умоляла Пашу не задевать мои ноги, говорила, что мне очень больно, что могу умереть в любой момент.
Они спасли меня в последние мгновения. Через пару минут, после того как нас забрали, крыльцо было полностью затоплено.
После аварии
Я поступила в больницу с ожогами III и IV степеней. Первое время в реанимации, как ни странно, было достаточно позитивным. Мужчина, которого я, казалось, безответно любила, одним из первых позвонил и сказал: «Катя, я тебя люблю. Пожалуйста, живи, ты мне очень нужна». С этим парнем мы общались на расстоянии, мне снились про него сны, я была влюблена, но таких слов от него никогда не слышала. У меня была эйфория от этого звонка: все-таки девчонки — они девчонки, даже с обваренными ногами. Он жил в другом городе, но на следующий день прилетел. Поэтому в первые часы вместо стресса во мне было ожидание встречи с любимым человеком.
Ко мне в больницу приходило много людей, они поддерживали меня и дарили свое тепло. Все были очень заботливы и деликатны. Боль была сильная, но память так устроена, что физические воспоминания стираются, а эмоциональные вещи остаются навсегда. Поэтому мои воспоминания о реанимации не очень трагичные. Возможно, если бы я знала о серьезности последствий, то переживала бы больше, но врачи меня берегли и не говорили об ампутации и угрозе инвалидного кресла. Более того, я не была знакома с такими телесными повреждениями, поэтому думала так: «Ну, обожгла ноги — буду дальше жить. Ну, может быть, какие-то шрамики останутся». В итоге за несколько лет я пережила 47 операций. Мне ампутировали четыре из пяти пальцев на обеих ногах, а также верхнюю фалангу одного пальца на правой ноге. Голени стали покрыты пересаженной кожей, на бедрах появились грубые келоидные рубцы.
В больнице я болела, и это состояние было для меня понятным. Выписавшись, я была не здоровой, как до аварии, но и не больной, как сразу после нее. Я не понимала, что делать с моим новым статусом. С каждым месяцем эмоциональное состояние ухудшалось в сторону апатии и депрессии, позже переросло в агрессию ко всем окружающим.
Мне ампутировали четыре из пяти пальцев на обеих ногах,
а также верхнюю фалангу одного пальца на правой ноге.
Голени покрыты пересаженной кожей,
на бедрах появились грубые келоидные рубцы
Принять себя удалось накануне последней операции в декабре 2013 года. Два года после аварии я по большей части ездила на кресле, чем ходила. Последняя операция должна была определить, смогу ли я полноценно ходить. Чтобы ни говорили врачи, исход операции зависел от моего настроя. Близкие все время повторяли, что он жизненно необходим, но я их не слушала, потому что они в таких ситуациях не оказывались — оттого и не было им веры. В конце концов, я сама решила быть здоровой. Пришла к этому выводу, когда поняла, что сознательно не выздоравливаю, а только продлеваю свою болезненное состояние, и накануне операции нужно быть готовым к любому исходу: буду хромать — значит, буду хромать, сяду в кресло — значит, сяду в кресло, встану на ноги — значит, встану на ноги. В итоге операция прошла успешно.
Сейчас у меня часто случаются рожистые воспаления, иногда фантомные боли. Ниже колена практически отсутствует чувствительность. Я не могу ходить босиком, носить обувь на каблуках, прыгать с высоты; обувь, за исключением кроссовок, приходится надевать только со стельками. Из открытой обуви ношу дома сланцы, но, как правило, открытая уличная обувь мне не подходит — не могу положить туда стельку. Впрочем, на голенях не растут волосы — это плюс.
С компанией «ТГК-9», которая допустила аварию возле клуба Gold, мы заключили мировое соглашение, согласно которому они полностью компенсировали расходы на мое лечение. Это произошло спустя год после аварии.
Уже в январе 2014 года, спустя месяц после финальной операции, я вышла на работу к своему папе. Это был переходный период между болезнью и самостоятельной жизнью. Я находилась под крылом отца, никакой пользы мой труд ему не приносил: номинально ходила в офис, пыталась возвращаться к жизни. Потом поменяла много работ, нашла вакансию преподавателя английского языка, и это стало моей первой ступенью постравматической социализации. Позже обучилась на психолога — и стала проводить тренинги с детьми. Благодаря этому эмоциональному обмену я стала понимать, для чего живу. Это время было очень важным, тогда, через благодарность детей, их улыбки и понимание, я пришла в себя.
Еще в 2013 году, когда я лежала в больнице, в период самых тяжелых эмоциональных вспышек и тотального одиночества я начала писать о том, что со мной случилось, чтобы хоть как-то коротать время. Я хотела не запомнить эту историю, а выложить ее на бумагу и отпустить. Когда меня выписали из больницы, я позабыла о книге — вернулась к ней и дописала только в 2019 году.
Все люди испытывают примерно одинаковый набор эмоций, поэтому моя история может стать полезной. Люди без каких-либо травм во многом узнают себя в моих историях: все мы — дети своих родителей, все мы любим, все мы сталкиваемся со сложностями и как-то на них реагируем. Я знаю, что в 40-й больнице, где я лежала, закупили экземпляры моей книжки, положили в отделении и выдают пациентам в реанимации и ожоговом отделении.
Моя книга называется «Счастливый случай». Да, то, что со мной произошло, я называю именно так. Обычно подобные происшествия считают несчастными случаями, но я убеждена, что сама способна решить, несчастный это случай или счастливый. Нет никакого закона или реестра счастливых и несчастных случаев. Люди сами себя убеждают какими-то определениями.
Это был счастливый случай, потому что, во-первых, моя жизнь очень сильно изменилась в лучшую сторону. А во-вторых, мне нравится самой управлять этими понятиями. Наверное, считается, что я сейчас больнее, чем здоровые люди, но здоровее, чем некоторые больные. Но я сама решаю, больная я или здоровая, и я считаю себя здоровой. Не хочу наполнять свою жизнь понятиями «страх», «боль», «болезнь», «несчастье».
Все аспекты моей жизни улучшились именно благодаря этому происшествию и последующей за ним работе, которая была проделана над собой. Если объяснять на бытовых вещах, то я стала лучше общаться с родителями: наши отношения и так были неплохи, а сейчас — и вовсе стали максимально здоровыми. Помимо того, что я работаю маркетологом в агентстве и продвигаю гольф-школу, сейчас я создаю свой фонд. Я бы никогда не пришла к этой идее, не будь аварии в Gold. Если благодаря какому-то случаю появляются проекты, целью которых является помощь другим людям, попавшим в сложную ситуацию, то этот случай уже нельзя называть несчастным.
Пока мой фонд Scarpositive — еще только проект.
Но в ближайшее время появится юридическое лицо,
у нас есть врач, есть люди, готовые инвестировать в проект
Пока мой фонд Scarpositive — еще только проект. Но в ближайшее время будет зарегистрировано юридическое лицо, мы также занимаемся другими формальностями. У нас есть врач, который готов помогать фонду своими знаниями и ресурсами — годами наработанной врачебной базой по всей стране. Уже есть люди, готовые инвестировать в проект.
Фонд будет помогать людям, которые получили термическую травму — ожог или обморожение. Пострадавшим будет оказан комплекс восстанавливающих мер, финансовая, психологическая и юридическая помощь (если необходима). Мы хотим изменить и отношение общества к пострадавшим, чтобы оскорбления людей с шрамами или любыми другими внешними признаками стали моветоном. Любой человек должен чувствовать себя полноценным членом общества и не стесняться ходить в шортах, как это делаю я. Идея заключается не в том, чтобы пихать всем в лица свои ноги без пальцев; если мне летом жарко, то я хочу пройти по улице в шортах и увидеть адекватное к этому отношение, а не порицающие взгляды. Я хочу добиться безоценочного отношения к людям, у которых есть шрамы на теле.
После аварии мне пришлось столкнуться с озлобленными комментариями в интернете. В какой-то степени я понимаю этих людей, потому что когда-то сама была одной из них. Лежа в больнице, я была тем самым злостным комментатором: зачастую просто так я писала тонны неприятных вещей незнакомым мне людям. Поэтому я знаю, какие жизненные потрясения толкают людей, чтобы набирать откровенные гадости.
Людям сложно совместить у себя в голове то, что я обеспеченный, счастливый, привлекательный внешне человек, но при этом — инвалид. Видимо, думают, что инвалиды обязаны страдать и быть бедными, а их должны жалеть. А если человек состоятельный и симпатичный, то жалости он не достоин. О своей инвалидности я говорю не потому что хочу жалости, я хочу, чтобы все люди, не взирая на внешние признаки, были равными частями нашего общества.
С тем парнем, который первым позвонил мне в реанимацию, за все эти годы мы много раз сходились и расходились. Сейчас мы вместе: моя книга помогла нам преодолеть старые обиды и недоговоренности.
читайте ТАМ, ГДЕ УДОБНО:
Источник
У 20-летней Кати Комлевой почти полностью обожжены ноги, а на правой ступне ампутированы пальцы
У 20-летней студентки Уральского федерального университета почти полностью обожжены ноги, а на правой ступне ампутированы пальцы. Катя Комлева – одна из жертв коммунальной аварии в Октябрьском районе Екатеринбурга. Напомним, 16 октября прошлого года возле ночного клуба «Голд» прорвало трубу теплотрассы, горячая вода залила парковку перед заведением и танцпол внутри помещения (см. подробнее >>).
Около 500 посетителей ночного клуба спасались через запасной выход по «дороге жизни», сооруженной охранниками кафе из диванов и кушеток. А те, кто выскочили на улицу через центральный вход, попали в бурлящий кипяток. Первой на парковку выскочила Катя.
– Сначала я не почувствовала никакой опасности, вода была на низком уровне, я подумала, что прошел дождь, а пар приняла за туман, – до сих пор с дрожью в голосе вспоминает Екатерина. – То, что вода очень горячая, я поняла, когда была уже по голень в воде. Боль нестерпимая: я кричала от каждого шага! ОСТОРОЖНО! ШОКИРУЮЩЕЕ ФОТО!
Выбраться из кипящего плена Кате помогли одногруппники. Ребята на своей машине довезли ее до машины «Скорой помощи» (сами медики не могли подъехать близко к клубу).
В больнице Екатерина провела 47 дней, прикованной к кровати. Ей пришлось заново учиться ходить. Девушке сложно вставать по утрам и делать шаги.
В среду, спустя пять месяцев после страшной аварии, «Территориальная генерирующая компания №9», которой принадлежит взорвавшаяся теплотрасса, разместила на своем сайте официальное заявление с извинениями в адрес пострадавших и обещанием оплатить все лечение. Но почему только сейчас?!
Больше всего на свете девушка хочет вернуться к своей обычной жизни
Хотя и сегодня Кате действительно требуются помощь: после консультации в московской клинике семья Комлевых решила продолжить лечение в Израиле: с ожогами справились, сейчас требуется ортопедическое лечение, кроме того, серьезные проблемы с костями ног. Обязательно нужна лечебная физкультура.
Больше всего на свете девушка хочет вернуться к своей обычной жизни. ОСТОРОЖНО! ШОКИРУЮЩЕЕ ФОТО!
– Я начала ходить в институт на занятия, и даже ездила за рулем, – рассказала «Комсомолке» Катя, – но в последние 4 дня ноги опять начали болеть, а раны нагноились. Даже по дому – до кухни и до ванной – приходится добираться ползком.
Недавняя поездка в Москву на запись телепередачи стала для нее тяжким испытанием: ноги опять разболелись, в аэропорту отцу пришлось нести ее на руках. Перед съемками Катя размялась – походила немного. Снималась, преодолевая боль и собрав волю в кулак…
У 20-летней Кати Комлевой почти полностью обожжены ноги, а на правой ступне ампутированы пальцы
В квартире Кате помогает бабушка, а когда надо куда-то съездить – за ней приезжают друзья. Удивительно, что Катя не винит в случившейся трагедии коммунальщиков, наоборот, говорит, что ответственна за все сама:
– Я не держу на них зла: я сама пришла в этот клуб. А то, что прорвало трубу… Такое могло случиться где угодно.
Кстати, второй человек, наиболее серьезно пострадавший в этой коммунальной аварии – 19-летний Дмитрий Бояршинов – потребовал у виновников кипящего потопа три миллиона в качестве компенсации ущерба. Энергетики написали ему письмо с отказом – до завершения уголовного дела.
Источник