Ожог пожар в хромой лошади

5 декабря исполнилось 10 лет со дня трагедии в клубе «Хромая лошадь». Многим пермякам сложно молчать, вспоминая страшный пожар. Каждый пережил это как личную трагедию, даже если в ту ночь в «Хромой лошади» не было его знакомых.

Личные ленты социальных сетей жителей города сегодня полны трогательных слов, страшных воспоминаний, риторических вопросов о том, что изменилось.

Корреспонденты «АиФ-Прикамье» решили собрать некоторые из воспоминаний.

Вспоминая события тех дней, Тамара Геннадьевна тихонько сглатывает слёзы и пытается держать себя в руках. Её дочь Ирина Банникова — одна из тех, чью судьбу безжалостно растоптала необузданная «лошадь».

«Моя младшая дочь Марина первая узнала о пожаре и приехала в клуб, — вспоминает Тамара Оборина. — Около входа в клуб лежало множество мёртвых чёрных людей. Дочь перешагивала через трупы, заглядывала им в лица, искала Ирину. Когда я приехала, уже всё было оцеплено. Мы поехали по больницам Перми, но Ирины нигде не было. Нам сказали, что потерпевших увозили ещё и в Закамск. Мы туда. Зашли в больницу — и прямо у входа лежит моя дочка: чёрная, голая… Моя красавица… Ещё в сознании, она посмотрела на нас — и всё. Я тогда облегчённо вздохнула — жива. Ночь мы просидели около реанимации. На следующий день Иришку вместе с другими пострадавшими погрузили в самолёт и переправили в Питер. Как рассказывала потом девушка, которая была в сознании, было очень душно, люди задыхались. Некоторые умерли в самолёте. Мы полетели следом за Иришкой. Она была в коме. Питерские врачи сказали: 50х50. А один вынес приговор — даже не надейтесь.

Тамара Геннадьевна полмесяца отмывала чёрное тело дочери от сажи. Несколько дней расчесывала её волосы. С ужасом смотрела на черноту и кусочки пластмассы, выходящие из трубочек, вставленных в пищевод дочки. А по ночам в туалете она рыдала и просила Бога о помощи…

Через две недели Ира вышла из комы. «Девочка перспективная, идёт на поправку», — наконец услышала мать от врачей. Потом было «путешествие» по нескольким больницам. Да, Ирине повезло — она осталась жива. Однако через год лечения, когда её привезли из больницы домой, слово «повезло» смогли сказать не все: бывшая некогда энергичная девушка неподвижно сидела в инвалидном кресле и ни на кого не реагировала.

Тамара Геннадьевна, диспетчер отделения железной дороги, сразу после пожара рассчиталась с работы. Было ей тогда 52 года, и на пенсию она не собиралась: столько сил ещё было и здоровья. Но надо было поднимать дочь. То, что выпало на долю этой женщины, можно назвать подвигом матери. На неё легли заботы о внуке, о пострадавшей дочери. Все 10 лет она продолжает заниматься с Ириной.

Девушка выжила чудом, но у неё оказалась повреждена затылочная часть мозга, отвечающая за двигательные функции. Даже израильские медики разводили руками — сделать ничего нельзя. Врачи решили, что из вегетативного состояния она не выйдет.

Три года Ирина лежала без движения. Но энцефалограмма зафиксировала: мозг в порядке! Ирине порекомендовали заниматься на тренажёре «MOTOmed». В Перми такой аппарат Тамара Геннадьевна не нашла, да и на пенсию его было бы не купить: он стоит от 200 до 650 тысяч рублей. Неожиданная помощь пришла из Петербурга. Алексей Н. сделал то, что, наверное, должны были сделать пермские чиновники: он купил этот тренажер для 33-летней Ирины. Откуда узнал? Прочитал в статью в газете «АиФ-Прикамье», и они с женой решили помочь.

«Очень нам помог тренажёр, — рассказывает Тамара Оборина. — Иришка сама стала спускать ноги с кровати, двигать руками. Я начала ставить её на ноги, конечно же, поддерживая. Шагать пока не могли. Но это был такой прогресс, поверьте мне!

Не поверить этой женщине нельзя.

Спустя 10 лет Ирина по-прежнему нуждается в ежедневном уходе.

Журналист

Журналист Марина Сизова (сейчас редактор «АиФ-Казань») в ту ночь была на месте пожара что называется «по работе». До сих пор хранит подобранный там праздничный музыкальный диск, который дарили всем гостям в честь восьмилетия клуба.

«Не слушала его ни разу за все эти 10 лет. Их было много — этих праздничных дисков, разбросанных в чавкающей грязи после тушения клуба пожарными, — вспоминает журналист. — В тот день, это же вроде была пятница, мы собирались с подружками, в кои-то веки решили вместе пообедать, как всегда обсуждали дела, среди разговора — и о том, где и как пройдут новогодние корпоративы.

— У нас в «Хромой лошади» 25 или 26 декабря, — сказала одна из девочек.

— А что за кафе?

— Наши часто ходят обедать — центр города, рядом с работой и неплохая кухня.

— А давайте тогда в «Хромой» соберемся как-нить ещё до нового года, — решаем мы.

Вечером, перед пожаром, — встреча уже с другими друзьями ещё в одном кафе в центре города. Запозднились, а заведение работает до 23 часов.

— Может, еще где-нибудь посидим?

— В «Хромой лошади»? Недалеко отсюда.

— У них праздник, наверное, все занято. Впрочем, может, есть места.

Но уже лень, хочется выспаться, и мы расходимся по домам.

Спать ни этой ночью, ни следующей не удалось. Мужу (он тоже журналист) позвонили из московского РИА, мне — мой тогдашний редактор, у неё в этот день (4 декабря) день рождения.

Такси, казалось, тащилось слишком долго, очень-очень медленно.

Вокруг ночного клуба уже выстроилась цепочка из омоновцев. Её штурмом пытались разорвать обезумевшие от горя люди — пытались пробиться к зданию клуба.

— Сереж, пусти-а, — вижу тогдашнего командира пермского ОМОНа.

— Не могу, журналистов сказали не пускать.

Дальнейшие просьбы были бессмысленны.

И все же в здание мы попали. Темень, гарь, растерянность, ошеломление, ужас… Хотя нет, осознание, что произошло, всегда приходит намного позже.

Брошенные сумочки, одежда… Но особо в памяти на разный лад надрываются телефоны, оставшиеся без хозяев.

— Испанские актеры, которые должны были выступать, вроде все выбежали. А наши сотрудники не все. Сережа погиб, он же совсем ещё молоденький, тело его достали на моих глазах, увезли в морг, а его жене вот-вот рожать, — чуть не плакала исполнительный директор клуба Ефремова.

И растерянно доставала для следователей документы: «Меня посадят, да?» (приговор — 4 года колонии –прим. ред).

По рации в это время передают, что поймали по дороге в Екатеринбург соучредителя клуба Анатолия Зака, который пытался скрыться.

В середине ночи в клуб пришли Сергей Шойгу (тогда министр МЧС) и Олег Чиркунов (тогда губернатор Пермского края).

Утром весь город толкался в соседнем с «Хромой» здании — КДЦ, где расположился штаб, были вывешены списки — кто в больнице, кто погиб. Список рос на глазах и все время пополнялся.

— У меня муж там работает, вы не знаете, где он? — спрашивала всех девушка с огромным животом.

— Сергей? — называю я имя и фамилию.

— Да, Сережа. Вы что-то знаете? — мелькает у неё надежда в глазах.

— Н-н-нет, нет, — уклоняюсь. — Просто да, слышала, что он работает…

Нахожу психологов, прошу, чтобы особое внимание уделили беременной, что у неё мог погибнуть муж, по крайней мере, очень велика вероятность, но точно неизвестно, поэтому не надо её волновать, но ей очень-очень нужна будет помощь.

Цепляемся взглядами с Дмитрием Быковым. Что он здесь делает, не понимаю, предполагаю, что возможно обозналась, но его трудно перепутать с кем-либо. Не подошла — не тот случай. После он напишет поэму про «Хромую лошадь».

Больницы, морги… И там, и там уже знакомые лица — те, с кем встречались, говорили в штабе.

Сначала все лелеяли надежду, что их родные не отвечают на звонки, потому что сели телефоны или что просто не до того в суматохе. Затем надеялись, что найдут их в больницах. Лишь бы не в морге. А потом мы встречаемся у морга.

— И вы тоже. Нашей здесь нет, и в больнице нет, — подходит ко мне у морга пожилая пара, они единственные не плачут и у них не каменные лица, у них есть ещё надежда. — Вы же журналист, может, вы знаете, в какие ещё больницы нам ехать?

Несколько дней после трагедии с моего лица не сходят красные пятна, я пытаюсь их замазать тоналкой. Грешу на бессонные ночи и переживания. Но, скорее всего, это следы от отравления в клубе. От токсичных веществ.

Спасатели, полицейские, следователи — наверняка отхватили сполна. Большинство из 156 человек, погибших в «Хромой лошади», умерли не от огня.

Город ещё долго не понимает, как дальше жить с этой бедой, после такого глубокого ожога.

За год до этого упал Боинг. Уже тогда казалось, что это горе слишком большое для маленького города. В миллионной Перми у каждого в том рухнувшем самолете оказались либо близкие, либо знакомые, либо знакомые знакомых. И страшнее, думалось, уже ничего не может случиться. А тут пожар в «Хромой».

Постарели отцы и мамы погибших, выросли дети без родителей, пострадавшие до сих лечат раны, владельцы клуба уже вышли из тюрем и развивают новые бизнесы.

10 лет прошло. А как будто вчера».

Общественник

Руководитель благотворительного фонда «Дедморозим» Дмитрий Жебелев сегодня опубликовал пост в Фейсбуке. Пожалуй, его слова дают нам надежду, что после трагедии всё-таки что-то изменилось. Пусть и не в системе, но внутри нас самих.

Дмитрий Жебелев:

«Ничего не произошло, но всё изменилось. Я хорошо помню ощущение первых дней после пожара в «Хромой лошади». Когда ты едешь в трамвае, а вокруг тебя только знакомые лица. Потому что все они одинаково печальны — и ты понимаешь, что вы чувствуете одно и то же. Вы больше не чужие друг другу люди, хоть и не знакомы. И ещё предчувствие — ну вот сейчас точно должно случиться такое, что навсегда изменит вашу общую жизнь. Не могут же полторы сотни людей просто умереть в одну ночь, и всё на этом. Даже спустя 10 лет не произошло ничего. Но кое-что изменилось.

Не случилось никакого чуда: чиновники не перестали воровать, бизнес не стал больше заботиться о пожарной безопасности, система здравоохранения так и не способна ни на что, кроме героизма отдельных медиков. А то и хуже, пожалуй, стало. Даже это печальное единение людей вскоре схлынуло. На мгновение вспыхнув снова лишь когда в «Зимней вишне» сожгли ещё десятки жизней.

Как-то один высокопоставленный чиновник сказал мне: «Вы что, на обычных людей надеетесь? Даже после „Хромой лошади“ в сборе средств пострадавшим только предприятия помогали. И то, когда их просили. Ни один простой человек не помог. И вам никто ни копейки не даст!» Не знаю, правда ли это. Но тогда люди дали 13 с лишним миллионов рублей. Хоть и не мне, а на лечение девочки, которая, кстати, чудом выздоровела.

За десятилетие те обычные пермяки создали целую инфраструктуру взаимопомощи. Есть тысячи незнакомых людей, которые за это время вместе спасли сотни жизней. Они уже не чужие мне. И друг другу. Теперь вряд ли найдётся хоть один чиновник, который повторит ту цитату. Потому что, скорее всего, он сам среди них.

Тогда, после пожара в «Хромой лошади», так ничего и не произошло. Но с тех пор кое-кто изменился».