Ожог аксенова слушать онлайн бесплатно

В этой книге прекрасно всё. Суховато, да? Когда человек пытается выразить невыразимое, самую суть проистекающих в нём таинственных процессов, он всегда скатывается в пошлость. Можно даже функцию вывести: при невыразимости, стремящейся к максимуму, пошлость стремится к бесконечности. Обидно, да? Но есть выход! Можно забить на невыразимое и пойти простым путём: поведать миру простую незатейливую до ломоты в суставах историю. Всё про жизнь, да про соседей, про любовь, какой не знали – вот же она, заря нового откровения. А есть второй выход. Он, пардон, через вход: когда функция пошлости достигает невыносимо бесконечного значения, то функция невыразимости достигает-таки своего экстремума (апогея). И тогда наступает, прости господи, постмодернизм. Запомните, постмодерн – это когда пошлость уже настолько невыносимо нарочито пошла, что она переваливает через ось и из своего отрицательного значения становится положительной. На пошлость действует принцип йо-йо. И тогда в этой книге становится невыразимо прекрасно всё: и название, и начало, и повествование, и даже конец. Добро пожаловать на наш развратный Олимп.

Лирическое отступление 1. Одна знакомая училась в старой школе, которую почему-то очень любили посещать президент с губернатором. В такие дни в школе наступал полный achtung. Вместо дежурных в коридорах стояли секьюрити и досматривали рюкзаки с непременными вопросами типа: – Что это? – Это сменка. В столовую никого не пускали, ибо президент с губернатором заседали именно там, а голодных детей держали в школе до восьми вечера. Они сидели по классам и с грустью смотрели в окна на стоявшую напротив психбольницу. В обычных школах на уроках ОБЖ каждый год проходили хлор и аммиак, а в этой школе инсценировали нападение психбольных на президента. Конец лирического отступления.

И вот тут вы начинаете колготиться. Я не напился, я просто попал в сказочную страну, кричите вы. В умиральную яму ты прямиком попал, отвечают другие. А мне нравки!!! кричите вы. Вот такая вот начинается колготня. А потом вы спрашиваете, озираясь, а который час? А они отвечают, самое время тебе заткнуться. Вот ведь что делает Василий Палыч. В первой части он двести страниц самым мелким шрифтом лепит из советского читателя патологического идиота, неспособного понять его, Василия Палыча, невыразимое. Он притворяется диким, ужасающим пошляком и самодуром, до самой бесконечности. Потому что… ну потому что не всем же быть белыми и пушистыми. А белым и пушистым, сами знаете, выложена дорога к белым тапкам. И своим оголтелым скоморошеством он эту самую нашу функцию-то выражения невыразимости жизни подводит под максимальнейшую пошлость, и тем самым функцию эту исполняет. Бабам! Гремит оркестр, бьются литавры, впервые в истории советской высшей математики человек выразил невыразимое. А потом он начинает вторую часть. Когда меня спрашивают, кто твой любимый писатель, я отвечаю – Жизнь.

Лирическое отступление 2. В каждой женщине должно быть нечто сморщенное и коричневое. Сидел я как-то по службе в одной каюте с двумя дамами-сотрудницами. Про себя я называл их «Биогруппа Тревога», потому что по отдельности они были вроде бы безвредны, а вот будучи вместе грозили миру расслоением многих фундаментальных пластов бытия. Однажды после выходных они обе пришли на вахту хромые. Выяснилось, что первая – только что с блеском защитившая дипломный проект детский психолог – каталась по парку на велосипеде, не справилась с управлением и врезалась в толпу не разбежавшихся перед ней заблаговременно детей, своих будущих, можно сказать, пациентов. Вторая поехала в Москву к дяде, видному профессору математики в МГУ, чтобы тот прочитал ей пару лекций по вышке. Но вот ни в какую: он объясняет, а она – ноль понятия, и говорит ему: – Дядя, милый, нам с тобой никогда не прийти к консенсусу, ведь ты математик, а я МЕНЕДЖЕР. В общем, пошла она с горя от дяди в шашлычную, поругалась там за биллиардом с таджиком, и тот сломал ей об ногу кий. Ладно, прекратили хихиканье. Остановим эту машину юмора, припаркуем её. Изюминка! Конец лирического отступления.

Из личной переписки:
– Прочитал тут ещё страниц сто ОжОгА, снова дикий резонанс, мысли какие-то лезут, постоянно записываю что-то на салфетках, на сторублёвках. Феноменальный текст по воздействию на сознание. Я к сравнению: если бы я был американцем и на родном английском читал бы Радугу тяготения, то у меня стопроцентно было бы такое же смятение и мозговая активность, как сейчас у меня русского от ОЖОГа. И абсолютно такое же чувство свободы текста и героев внутри романа, что в ОжОгЕ, что в V., что в Радуге. Вот откуда Василий Палыч всего этого понахватал?! Как он в 1975 году писал сцены практически один-в-один с Пинчоном? Ноосфера, однозначно. Бабахает людям по головам в разных точках планеты, и они, не сообщаясь друг с другом, пишут на одной волне.
– Я застрял, очень застрял в Ожоге на том месте, когда мент какой-то поехал за алкоголем. Это уже после того, как он пять раз подряд вставляет в текст одну и ту же сцену с заголовком ABCDE, только с разными именами главного героя.

Лирическое отступление 3. Походит ко мне как-то в 1979 году в вагоне метро явный пролетарий и знаками просит показать обложку книги, которую я читаю. А обложка такая ядовито-розовая, и как назло это оказываются Элементарные частицы. Тут пролетарий жестами вопрошает, как я докатился до такой жизни, что читаю сию розовую погань. А я как на духу: – Сволочь одна на предыдущей остановке подкинула! Прочитал пару страниц, но руки были заняты сетками с продовольственными продуктами, полученным по талонам ленд-лиза, а то по роже эта сволочь бы получила за самиздат свой!
Ничего не ответил пролетарий, покивал понимающе и отвернулся. Конец лирического отступления.

В этой книге прекрасно всё: название, начало, повествование, конец, язык, стиль, герои, фабула, катарсисы и каннибализм в общественном транспорте. В этой книге прекрасно не только лишь название, но также и крабы, рыбы, чайки, совы, мыши, змеи, рыси и волки этой книги. Это книга о том, что после первой части этой книги наступает вторая часть этой книги. Эта книга показывает нам, что эта книга учит нас в этой книге помнить эту книгу. Книга говорит нам, что книга о книге – это книга в книге. Книга книга книга книга книга книга. Эта книга – книга

Самым пытливым умам предлагаю в комментариях дать свою расшифровку аббревиатуре ОЖОГ

БОНУС: Дуняша, Танюша и Василий Палыч